Ночь. Мы сидим вдвоем с мужем на маленьком диванчике, устало жмемся друг к другу, как воробьи. Глаза красные от недосыпа. Вокруг вожделенная тишина. Дочке четыре месяца, и она наконец уснула. А мы вместе читаем с планшета книжку, которая изменит нашу жизнь. Это — «Французские дети не плюются едой» Памелы Друкерман.
Ссылку на книжку муж увидел случайно на айтишном ресурсе. К тому времени он уже освоил все супертехники пеленания и укачивания ребенка, которые в итоге практиковал по три часа в день — по полчаса каждый раз, когда дочку надо было уложить спать… а потом еще по полчаса, если она сразу просыпалась. Тем не менее, эти техники все равно казались нам чудодейственными. Ровно до тех пор, пока мы не прочитали эту книгу и не извлекли для себя оттуда главное — то, что потом знакомые называли «укладыванием по Споку». Однако в те времена осваивать фундаментального классика педагогической литературы мы были не в силах, а на эту небольшую брошюрку нас хватило вполне. Именно оттуда мы и усвоили этот «садистский метод», как его называют завсегдатаи форумов для мам.
Суть его заключалась в том, чтобы перестать по полчаса утрамбовывать ребенка, качая трицепс, а просто дать ему научиться засыпать самому. Положить в кроватку, чмокнуть и уйти. Ошарашенный такой наглостью младенец будет плакать…. весьма ограниченное время. Подойдите к нему через три минуты, потом через пять, потом через семь, потом через десять… а дальше, скорее всего, и не понадобится. Ребенок уснет. Потому что он действительно хочет спать.
Ребенок должен научиться засыпать — не у маминой груди, не у папы на руках. Потому что потом его все равно придется перекладывать в кроватку. И во время фазы быстрого сна ребенок, проснувшись в кроватке, испугается и больше не сможет уснуть. Он почувствует себя как герой фильма ужасов, который уснул в кровати, а проснулся на полу в гостиной. Где я?! Я же только что был у мамы на руках! Чтобы избежать таких внезапностей, ребенок должен научиться себя усыплять без посторонней помощи — и именно там, где ему предстоит спать.
На следующий день мы с замиранием сердца приступили к практике. Муж держал меня за руку. Материнское сердце рвалось ровно 30 минут. 20 минут в первый вечер и 10 — во второй. В третий раз дочь просто вздохнула, повернулась на бочок и уснула.
Не понадобилось ни оттачивать навыки укачивания, ни придумывать ритуалы отхода ко сну (хотя куда без ритуалов! — наперебой вещают родительские форумы).
Цитата из книги:
Стоит детям побывать в ситуации, когда им приказывают ждать, но они кричат, и мама тут же приходит, и ожидание окончено, они очень быстро научатся не ждать. Нежелание ждать, непрекращающиеся крики, нытье в данном случае поощряются.
Конечно, речь не идет о том, что учить спать новорожденного малыша — но, судя по рекомендациям в книге, абсолютно нормально начинать уже в 2-3 месяца. Кроме того, этот метод нет смысла превращать в репрессивный и полностью игнорировать плачущего ребенка. Если научившийся спать ребёнок плачет 10 минут за закрытой дверью — стоит пойти и проверить, все ли в порядке. На моей памяти у дочки был мокрый памперс, она запутывалась в одеяле и застревала ножкой между прутьев кроватки.
Известная гибкость необходима — но исключения должны быть из правила, и эти правила должны устанавливать родители — опираясь, естественно, на потребности ребенка. Моя дочка и сейчас, в два года, иногда просыпается ночью, но, как правило, она все-таки спокойно спит до утра.
«Главное — понять, что не только у ребенка, но и у родителей есть свой распорядок. В идеале нужно найти баланс между двумя ритмами», — советует Памела Друкерман.
К моему большому сожалению, я все-таки дала слабину в процессе приучения ко сну — мы давали на просьбы бутылочку с разводной кашей. Хотя предупреждение было четким: как научится засыпать, так и будет. Если научится с бутылочкой — то без бутылочки будет уже никуда. В итоге до 1,5 лет дочь засыпала с бутылочкой. А потом стоматолог при осмотре сказал, что у нее «бутылочный кариес» — типичный кариес на передних зубах от той самой бутылочки на ночь. Пришлось собрать волю в кулак и перейти сначала на бутылочки с водой, а потом и вовсе отказаться от них. Все было точно так же, как и с приучением к укладыванию за год до этого: пара вялых истерик — и ребенок смиряется с неизбежностью — придется засыпать так. Чтобы окончательно побороть искушение, я выбросила все бутылочки, и дочь, наконец, начала пить из взрослых стаканов.
Одним словом, этот метод оказался самым полезным из всех, которые мы извлекали из книги. В числе прочих родительских лайфхаков он дается в контексте того, что американке Памеле Друкерман видится как французский подход к воспитанию детей — в противоположность «американскому подходу».
Американский подход — это когда вчерашняя бизнес-леди приготовилась бросить свою жизнь на алтарь материнства, прочитала все книжки и скупила все развивающие игрушки, и вся ее жизнь с момента рождения ребенка начинает вращаться вокруг чада. (Мучительно напоминает русский идеал, не так ли? Но это тема для отдельного разговора).
Французский подход — это когда задача матери не в том, чтобы перекроить свою жизнь под нужды ребенка, превратившись в полурабыню-полутирана, а постепенно вписать ребенка в ритм своей жизни как самостоятельную личность на основе взаимного уважения (да, да, каким бы крохотным и «ничего не понимающим» он ни казался). Включить его в распорядок дня, в путешествия, в процесс принятия пищи, в конце концов.
Меня поражает также почти универсальная убежденность французов в том, что даже хорошие матери не должны быть в услужении у своих детей, и нет причин убиваться из-за капризов ребенка.
Книга начинается с того, что автор — приехавшая во Францию американка — поражается тому, что французские дети в ресторанах ведут себя совсем не так, как американские: последние разбрасывают еду, стучат ложкой по столу в ожидании заказа и устраивают истерики на тему не той формы макарон. Во Франции все иначе: пищевые капризы неприемлемы здесь точно так же, как и капризы во время укладывания. Французские дети спокойно ждут, ведут себя тихо и не впадают в истерику при виде брокколи — этого ночного кошмара американского ребенка (вспомните хотя бы мультик «Головоломка»).
В стране, где почитают революцию и баррикады, за семейным столом анархистов нет.
Такой подход вовсе не означает, что французские матери ведут себя как мачехи. Они просто не пытаются слиться с ребенком на 100%, измучив его гиперопекой и развратив потаканием капризам.
Родители во Франции, как и в других странах, ценят индивидуальный темперамент ребенка. Но им кажется само собой разумеющимся, что любой здоровый ребенок может не ныть и не падать на пол в истерике, услышав слово «нет», не досаждать окружающим и не хватать вещи с полок в магазине. Они склонны воспринимать нерациональные требования ребенка как капризы, импульсивные желания или причуды. И спокойно отвечают отказом на эти требования.
Француженки воспринимают ребенка как естественную часть жизни, которая не должна поставить крест на всем остальном: молодая мать должна нормально спать, хорошо одеваться, гулять с подругами, не чувствуя угрызений совести. Муж тоже не должен быть отодвинут на задворки семейной жизни. Семейная пара должна получать удовольствие от секса (чем деликатно интересуются гинекологи у молодых матерей).
Во Франции основная идея, которую внушает матерям общество, состоит в том, что роль мамы важна, но не должна затмевать другие роли.
Француженки изо всех сил стараются избежать «эволюции из женщины в мамочку». Они уделяют время тому, чтобы оставаться женщинами (ну и просто людьми), не боясь на это время делегировать ребенка няне и не считая это предательством.
А вот в Париже даже среди неработающих мам принято отдавать детей в ясли или оставлять с няней хотя бы пару раз в неделю, чтобы выкроить время для себя. У каждой француженки есть такие «окошки», чтобы сходить на йогу или к парикмахеру, и они не испытывают по этому поводу никаких угрызений совести. В результате даже самые замученные домохозяйки не позволяют себе прийти в парк растрепанными, считая себя частью какого-то особого племени, которому все можно. Но француженки не просто позволяют себе иметь свободное время — они способны абстрагироваться от детской темы.
Среди прочего меня поразила довольно прохладная позиция французов по вопросу грудного вскармливания: здесь считается нормальным кормить месяцев до 4-х, и такой подход выглядит для меня излишне суровым. Впрочем, не более суровым, чем попытки сторонниц естественного родительства кормить ребенка грудью до 2 лет.
Во Франции существуют маленькие группки энтузиастов грудного вскармливания. Однако общественного давления, пропагандирующего длительное вскармливание, здесь нет. Когда моя подруга, англичанка Элисон, которая преподает в Париже английский, сказала врачу, что все еще кормит грудью своего ребенка (ему год и месяц), тот ответил: — И что говорит ваш муж? А психиатр?
Но грудное вскармливание — это лишь одна из наглядных иллюстраций основного принципа воспитания: не романтизировать зависимость ребенка от матери и избегать «слияния и поглощения». Мама не равно ребенок. Нет никаких «мы покушали», «мы уснули», «мы заболели». Есть мама — полноценная личность, и есть ребенок — и он, представьте себе, тоже личность!
На детской площадке французские мамы спокойно беседуют или читают, одним глазом поглядывая за детьми. В то время как американские держат своего ребенка за руку на каждой горке, сидят в каждой песочнице и семенят за своим чадом в любом направлении. В отличие от медитативных французских мам они не только не дают себе покоя, но и постоянно вторгаются в жизнь ребенка, считая это «материнским долгом».
Позволить детям «жить своей жизнью» — не значит отпустить их на все четыре стороны. Главное — признать, что дети не являются воплощением родительских амбиций, «проектами», которые мы, родители, стремимся довести до совершенства. Это отдельные, вполне самостоятельные маленькие люди, у которых свой вкус, свое понятие об удовольствии и опыт познания мира. И даже свои секреты.
Посвятившая себя ребенку мать постоянно вторгается в его внутренний мир из чувства материнского долга, рискуя при этом стать в его глазах репрессивной мегерой.
Французский подход иной:
Воспитание подразумевает жесткие границы, но внутри этих границ — свобода.
Понятно, что гиперопекой мы хотим защитить ребенка. Мы постоянно тревожимся за своих детей — и это нормальное чувство. Главное, не дать тревоге перерасти в паранойю, не превратиться в ходячую систему ПВО.
Беспокойство сродни привычке хвататься за подлокотники кресла во время турбулентности — иллюзия, что мы еще в силах что-то контролировать!
Одним словом, с точки зрения Памелы Друкерман, важнее всего спокойствие и здравый смысл. Основной образ книги — это идеал спокойного родителя. Именно спокойного. Чему противопоставляется этот образ, можно догадаться: истеричному, озабоченному, героическому и жертвенному родителю. Тем матерям, которые при жизни воздвигают себе памятник нерукотворный, и не воспитывают, а священнодействуют. Девиз француженок в этой сфере: «Будь проще, идеальных мам не существует, и не надо таковую изображать». Да, мы не идеальны, мы не машины самопожертвования и всепрощения, поэтому приходится делать скидку на то, что иногда мы устаем от «семейной работы»:
Ненавидите мужа/жену? Сходите на свидание! Подумываете, не удушить ли детей? Поужинайте в ресторане! Даже супруги Обама так делают.
Главный посыл книги: основа для правильных взаимоотношений — это свобода, независимость и взаимное уважение. А вовсе не созависимость, которая зачастую молчаливо считается нормой детско-родительских отношений.
