Как вы, дорогие сёстры, уже могли узнать из предыдущего заседания, мысли у меня в голове не то чтобы кончились, а вылезать не хотят, поскольку им там тепло, уютно и вообще. Потому что мысли все как одна — о пластилине, о композиции, о каркасах, тряпочках и так далее. Вот я и написала дорогой редакции о своей не то чтобы беде… Беда, скорее, как раз у редакции: Дунаева заткнулась. Как обычно, некстати.
И дорогая редакция велела мне написать про свободу. А также про послушание и принуждение. И про то, какая между ними разница. Поклонилась я дорогой редакции в пояс. Спасибо тебе. Это вот именно та самая тема, на которую ещё никто никогда ну буквально ни одной запятой не написал. А я сейчас возьму и напишу, и все, наконец, узрят свет истины…
Но послушание есть послушание… Ага, началось.
Когда-то в прошлой жизни я была эльфом. Эльфы — это такие мальчики и девочки самого разного возраста, которые, начитавшись Толкиена, делали себе мечи из плинтуса и плащ из занавески и в таком виде бегали по лесополосе на радость грибникам и прочим мирным обывателям. Мы назывались «ролевики», а все, кто пришёл в лес по делу — «цивилы». Цивилы вполне обоснованно крутили на нас пальцем у виска, а мы в ответ — также вполне обоснованно — фыркали на людей, у которых такая скучная жизнь и никакой фантазии.
Дальше я могу только с чужих слов, поскольку моя эльфотусовка ограничилась Эгладором в Нескучном саду по четвергам. А вот остальные ездили на игры. А потом рассказывали, какой опять мастер (организатор игры — прим. ред.) был урод, как он их всех там доставал, не давал самопроявиться, и как Вася-программист съехал с катушек и решил, что он настоящий орк, и специальный игровой психолог долго с ним на эту тему у костра беседовал и вроде убедил в обратном. Во всяком случае Вася снова начал откликаться на своё неигровое имя.
Ну а ещё я помню обсуждения всего этого в своей следующей жизни, в церковном садике во время вынужденной паузы в службе. Батюшки в четыре аналоя исповедовали желавших причаститься, а все, кто уже накануне прочёл всё, что нужно было прочесть к Причастию, чтобы почувствовать себя отличным христианином, выходили на улицу и сидели там на штабелях стройматериалов. И степенно делились воспоминаниями из своего греховного прошлого. Которое — тут было положено благочестиво прибавить «слава Богу» — прошло навсегда.
И вот, мы, наконец, перестали вести себя, как идиоты. Отдали обратно мамам замызганные занавески, а папам — покоцанные в битвах плинтусы. Выпросили у бабушек тёмные старушечьи платочки и бесформенные суконные юбки. Мальчики сказали «нет» бритвенным станкам и дезодорантам. Намотали на руки чётки и встали на правильный путь.
Мир опять был чётко поделен. По улицам, смиренно потупив очи долу, шли мы, православные. Сквозь толпу накрашенных женщин и бритых мужчин, думающих лишь о том, как сделать карьеру, заработать денег, накормить семью и так далее. Да, на нас смотрели как на психов. Но мы смиренно несли бремя неотмирности, борясь со злом везде, где его замечали. С жареной курицей — в гостях у бабушки в пост. С елкой на Новый год, которую наши родители, по неразумию своему, нарядили для младших братишек и сестрёнок. Которых, кстати, давно пора отвести в церковь и крестить. Ну и что, что не хотят?!
Но на этот раз всё было по-другому. Потому что тогда, в лесах, мы прекрасно знали, что всё это — игра (ну, кроме программиста Васи, которого иногда переклинивало). А теперь всё было взаправду. Всё по-настоящему. И мастера…. Простите, батюшки, не могли быть неправы, потому что батюшки правы всегда. Так в книжках написано. И даже если батюшка вдруг где-то ошибся, то надо всё равно делать, как он сказал. Потому что он и ошибся-то по воле Божией, а не как мастера на играх ошибаются. Мастера — такие же люди, как мы. А батюшки — не такие же.
Программист Вася снова перестал отзываться на своё имя. На том основании, что нет такого православного имени — «Вася». Есть — «Василий». А психологов в церкви тогда не было в принципе, они и в миру-то лишь начинались. Поэтому Василий ходил согбенный и заросший, в нестиранной рубашке, и махал чётками на всякого, кто оглушал «з» в отрицательных приставках. Он собирался стать мастером… Простите, батюшкой.
Ну а для девушек единственным способом прыгнуть сразу на 80-й левел был, конечно же, монастырь. И это не бабушкин платок и юбка, это самый настоящий апостольник, и подрясник, и мантия, в общем, мечта. Это как если на игру в настоящих доспехах, да с настоящим мечом…
Впрочем, мечи на играх всегда были вещью, об которую вся игра благополучно спотыкалась. А потому что пользоваться ими никто не умел. Было это, как уже говорилось, давно и неправда, и клубов исторического фехтования ещё не придумали… Дабы не усугублять оффтоп, перенаправляю на заседание про Терпеливого Мушкетёра, а мы вернёмся к теме.
Шутки шутками, а ведь сколько таких вот Вась успешно рукоположились в те годы. В лесах девицы в их сторону смотрели, только если имели своей целью условно поразить из лука условного противника. Теперь же Васю не токмо девы, но и старушки почтительно называют батюшкой, кланяются и просят совета по любому поводу. Есть, правда, некоторые, которые до сих пор пытаются при Васе своё собственное мнение иметь. Чтобы спасти заблудших от грядущих вечных мук, Вася даже книжки стал писать. И их весьма охотно издавали, поскольку иерейство автора — верный гарант успешного сбыта продукции.
Что написано было в этих книжках — да вы догадайтесь, если не читали.
Что батюшки — все до единого люди особенные, и всякое их слово нужно ловить с трепетом и благоговейно полагать в глубине сердца своего. Что батюшка по дару рукоположения ошибаться не может, а если ошибается, то это не ошибка, а воля Божия. И что без батюшкиного совета ни шагу ступить по жизни нельзя. И что свобода — это, конечно, Божий дар, но дар опасный, и, поскольку пользоваться им никто не умеет, то надобно оный дар смиренно вручить священнику. Потому что он особенный и умеет.
Цензуры же церковной в те годы не было.
Однако же валить все собственные беды от «духовного руководства» на бедного, не вполне здорового Васю было бы не очень честно.
Потому что а где моя собственная голова была?
Да, были книги, которые разве что в печку бросить, от греха. Но ведь были же и нормальные. И батюшки нормальные, трезвые, рассудительные и образованные тоже и были, и есть. Так отчего же мы-то вечно оказывались под руководством условного Васи?
Спрос рождает предложение. Закон не только рынка. Пока на свете есть люди, которым хочется, чтобы ответственность за них нёс кто-нибудь другой, таких Вась в церкви будет очень и очень много.
«Батюшка, благословите пальто купить».
«Батюшка, благословите на дачу съездить».
«Батюшка, благословите замуж выйти».
Всё-то нам хочется, чтобы как в книжках про святых чудотворцев: батюшка благословил, и дальше всё как по маслу. И пальто удачное, и электричка по расписанию, и замуж, как в сказке.
А ведь у Васи бедного и в бытность его орком крыша некрепко держалась.
«Нет, пальто купишь не сегодня, а во вторник, и не синее, а серое. А на дачу не езжай, иначе электричка с рельсов сойдёт, лучше на церковном огороде поработай. А замуж благословляю. Только не за этого, а вон за того».
Среди страшного вала макулатуры, прилежно проглоченной мною за истекшие годы, была одна книжка, в силу своей нестрашности почти не произведшая впечатления на мои перепуганные мозги. В ней неизвестным дореволюционным автором излагалась разница в духовном руководстве для мирян и монахов.
Монахи живут в режиме послушания и все их действия подчинены указанию старца-руководителя по двум причинам: во-первых, чтобы обучаемый не отвлекался на размышления, что делать сейчас и куда идти потом, а во-вторых, обучение молитве в сто раз хуже обучения самому заковыристому из мирских искусств. Каков уровень подчинения педагогу в серьёзных специализированных учебных заведениях, никому объяснять не надо. Монастырь — такое же учебное заведение (в идеале).
Для мирян же автор предлагал «жизнь по совету». В противоположность жизни «по послушанию». То есть, строить свой дом, семью, жизнь каждый должен был сам в рамках закона, чести и приличий. Если же возникало какое-то непонимание, требующее внешнего совета или совета духовного, человеку предлагалось пойти к священнику, которому он мог доверять, и посоветоваться. Ни о каких «благословениях» — делай так или так — речи не шло. Священник как лицо, с одной стороны, умудрённое опытом, а с другой — беспристрастное, мог посоветовать поступить так или этак, но окончательное решение человек принимал сам.
Никаких волшебных гарантий, что всё будет так, как хочется, никто не давал. Видимо, потому что никто и не требовал. Кому непременно требовались гарантии, те изыскивали потенциальных чудотворцев и приставали к ним. Не думаю, что отцы-пустынники были от этого в восторге.
В наших же реалиях священнику нужно иметь весьма устойчивую психику, чтобы не поддаться на искушение стать светочем жизни пары-тройки сотен неприкаянных чад с мозгами набекрень, недолюбленных в глубоком детстве, недосмотренных в отрочестве, не знавших родительского участия, и посему не повзрослевших даже к пенсии. И панически боящихся свободы, поскольку она подразумевает ответственность за свою жизнь.
А прихожанину нужно иметь устойчивую психику, чтобы, попав в общину, во главе которой стоит Вася, не поддаться общему психозу. Не надо думать, что в наше время таких общин нет. Ещё как есть. Не перевелись ещё Васи на Руси. И, боюсь, не переведутся.
В материале использован кадр из кинотрилогии «Властелин колец» (реж. Питер Джексон, 2001-2003).
