Родительское бессилие

«Пап, у меня проблема…» Всплывающая на экране часть эсэмэски резко выдергивает из своих мыслей. Сердце бьется сильнее, а пальцы дрожат, открывая сообщение целиком.

«Я поругался с учителем, он заставляет меня звонить…», «Мне надо рассказать тебе неприятную новость…», «Я рассказал психологу про себя, она зовет тебя на разговор…»

Всякий раз меня дергает, как током. Надо бежать, спасать, защищать. А он не сахар. Говорит дерзко, любой намек на несправедливость вызывает бурю ярости. Но он — мой. Весь, какой есть.

«Здравствуйте, ваш ребенок делает такие вещи! Повлияйте на него…», «У меня нет с ним конфликта, просто он…», «Ему просто не хватает родительской любви и ласки!..»

Мальчику 14 лет. Лучший друг не пригласил его в гости на день рождения. Они дружат  с первого класса… Я понял не сразу — тихие непонятные завывания не давали работать дома. Я нашел звук, он раздавался из платяного шкафа в его комнате. Давно, надрывно и тихо…

— Тебя пожалеть?

— Нет, не надо!.. Да, давай! Хорошо, что ты пришел.

— Я тебя еле нашел.

— Да, я специально спрятался в шкаф, но надеялся, что ты меня найдешь.

Что творится у него в голове? В школе его болтает от пятерок до колов, 12 подряд двоек за домашние задания по физике. «Он умный мальчик, но …» Репетитор пожимает плечами: «Я не знаю, чему его учить, он все знает, половину решает в уме!»

Он рыдает мне в плечо, свернувшись на коленях, такой маленький, тяжелый, несчастный. Его всего крутит и корежит. «Это все из-за меня, это я такой урод, что со мной невозможно дружить!» Долго. Мучительно. Я глажу его по спине, вспоминаю и рассказываю, как в 17 лет двое друзей из богатых семей пообещали взять меня на дискотеку. Они были на машине, белая пятерка «жигулей» — как «лимузин». Дискотека, девчонки, недоступные и манящие приключения. 1994 год — мы жили впроголодь. Я ждал их около окна два часа, и с каждой минутой становилось все горше и невыносимее. Меня кинули! Как они могли! Наверное, я такой ужасный, что со мной так и надо.

Мой внутренний раненый подросток слышит боль сына напрямую. Но надо не свалиться в яму, не позволить своей тоске накатить в полную силу — сейчас помощь нужна ему, моему маленькому мальчику со взрослым предательством.

— Я был в школе, надо поговорить…

— А может не надо?

— Увы, придется.

— Ты веришь им?

— Я верю своим глазам. Я видел видеозапись…

Поникшие плечи, красноречивый молчаливый взгляд, мол, давай, мочи… Но я же родитель, я же должен, если я не воспитаю, то кто воспитает. Во мне вскипает праведный, разрушительный, ядовитый гнев.

— Да ты что, не понимаешь, что ли?! Да ты…

— … (немая мольба). Да, я обещаю. Только перестань.

Я уже не слышу своих слов — текст идет откуда-то из глубин сознания, про позор, про дворника, про хамло недостойное… Красиво льется, как из канализации.

отец и сын

Знаю, потом будет стыдно, потом буду ненавидеть себя, но на волне праведного гнева это кажется таким правильным, единственно возможным.

Бессилие. Ужасное, липкое, тяжелое состояние. Я бессилен поменять другого человека. Избить до полусмерти могу, задавить эмоционально — могу. Я ведь сильный, а он без меня не выживет. И научится он тому, что сильный прав, что любить — это бить, что его мнение ничего не стоит…

От бессилия я впадаю в ярость. Я топаю ногами и стучу по столу, а в голове: «Я ужасно боюсь за тебя! Мне невыносимо видеть, что ты страдаешь. Я не могу тебе помочь прожить это». Но «автокорректор» выдает какой-то другой текст, про: «Вранье! Как ты можешь, значит, не уважаешь! Я не буду тебе больше помогать…»

Как совместить в одной моей голове несовместимое? Как поддерживать его тогда, когда больше всего хочется отвернуться? Как ставить рамки и выдерживать их, когда он рыдает и молит о своем? Как не потерять себя, свой родительский авторитет? Как не затоптать его любовь?

Младший пятилетний сын требует у сестры мороженое. Громко. Она отказывает. Она сама его себе сделала. «Мое, не дам!» Уже открываю рот, чтобы сказать противное: «Ну дай ты ему, жалко, что ли! Видишь — ноет!». Она даст. В свои 10 лет она еще хорошая девочка. И ее сгорбленная спина будет мне упреком. И брата будет ненавидеть. Я решил свою проблему. За чей счет?

отец_внутрь

Удержался, наблюдаю. Громкость нарастает, сын со злости бьет сестру в лоб ложкой. Тут бы и врезать ему, мол, нельзя драться! А что дальше? Я влез, не дал им возможности вести себя так, как им кажется правильным. Высокомерно прервал течение их жизни.

Детские психотерапевты меня научили, что если взрослый вмешивается в разборки детей, то вспыхнет злость на чужое вмешательство. Такое прерывание рушит возможность прямого разрешения конфликта. Но проявить эту злость нет никакой возможности, она под запретом. И всю злость дети обрушат друг на друга. Последствия в этом случае могут быть гораздо разрушительнее.

Одно дело — знать, и совсем другое — наблюдать, как разгорается конфликт. Я чувствую себя отвратительным папой — позволяю, не разнимаю. Говорю им: «Только вы сами можете построить отношения друг с другом». Оказывается, это сложно дать детям решать. Снять с себя корону всемогущества.

Снова бессилие. Я не могу им помочь построить отношения. Как писал многодетный Валерий Панюшкин: «Я слежу, чтобы они не убились». Не лезть, когда не просят, не нравоучать, не нудеть, обманывая себя, что делаешь полезное. Признать свою беспомощность.

А делать-то что? Я умею умничать, умею громко ругаться и отказывать в поддержке, если дети не делают, как мне нужно. И все это не то. Все это не про них, а про меня. Это я не могу признаться себе, что не понимаю, как лучше поступить. Как соблюсти и свои, и их интересы. И остаться папой, к которому можно прийти, обнять. И написать эсэмэску: «Пап, у меня проблемы…»

ЗЫ. Уложил детей спать. Слышу, как младший нежным голосом говорит сестре: «Спокойной ночи!» И она ему желает сладких снов. От ссоры не осталось и следа. Улыбаюсь. На сей раз удалось. И старший липнет, все не отходит. «Пап, я выложил решение трудной задачи во «Вконтакте», и меня сразу трое поблагодарили. Впервые!» Мое бессилие — это их возможности. Дай Бог мудрости это помнить всегда.


www.matrony.ru